«Если мальчик не доберется до Тарги, он сожрет твою душу, и ты навеки останешься со мной», — в отчаянии завизжала Амага. Талавир так и не понял, почему ведьма боится Черной Коровы. Но, несмотря на боль и раздражающий шум в голове, это его порадовало. Ведьма имеет слабое место.

— Я видела только женщин. — В глазах девочки появилась грусть. — Кажется, даже маму. — Талавир подумал, что сейчас она замолчит и следующие фразы придется выдирать клещами, но Черная Корова продолжила: — Девочка из

Матери Ветров, дочь Сахана Немножко, сказала, что с Бекиром все хорошо. Он спит.

Я знаю, вы не дадите его обидеть? — последний прозвучал как вопрос.

Почему она так сказала? Неужели знает об Амаге? — Талавир заглянул в лицо девочки в поисках ответа, и тут за его спиной кто-то взвизгнул и повалился на пол. Талавир обернулся и увидел Геру Серова, который обвил себя руками и катался по полу. Кебап не позволял ему подходить. Ниязи юркнул между ногами великана, схватил старика за голову и влил в его рот несколько капель воды. Гера на миг затих, а потом начал плеваться словами в сторону

Талавира:

— Ты грязный Киммерик. Я знаю, что ты хочешь. Ты похож на своего отца. Того сладострастного проходимца, который соблазнил Тамарку — сестру моей Олечки.

Талавир догадался, что Гера Серов видит в нем Мамая.

— Но я убил твоего отца, убил в тюрьме в Шейх-Эле, — продолжал стонать Серов. — И дом тебе не достанется! Никогда! Генерал Серов отдал его мне. Мне и Олечке. Я верно ему служил. Я зарыл тело Тамарки после того, как она тебя родила. Но как, как выжил ты? Какой силой?

— Немного здесь у тебя друзей, а, Полномочный? — Болбочан подкрутил усы. За его спиной притихли армейцы. Даже фраза Черной Коровы о том, что она знает секрет матери Ветров, не прекратила торги за его жизнь.

— Ну угадаю, — Талавир кивнул на Сашу Бедного, — этот агитировал меня отдать Гавену Белокуну, спасти так несколько жизней. А знаешь, я не против.

Убирайте детей и уходите отсюда.

Талавир развернулся и неожиданно схватил девочку за руку. Он чувствовал себя смертельно уставшим. На борьбу с ядом Амаги и ее брата шли все силы, а кроме того, он должен был отбиваться от безумных нападок Серова и Саши.

Бедного, еще терпеть подозрения армейцев. Но это был его выбор, за который не должны были умирать другие.

— Ты прав, семья — это самое важное, — сказал он Черный

Корове. — Пока ты знаешь, ради кого дерешься, ты существуешь. Ты человек. Но гораздо труднее просто выжить ради того, кого любишь. Бекир не хотел бы, чтобы ты умерла.

— Это не вам решать! — Черная Корова выдернула ладонь. В последний момент он почувствовал жар ее пальцев. — Я никуда не уйду.

— И мы не пойдем, — сказал Болбочан. — Ты не прав насчет Саши Бедного.

Гнилое мясо, напротив, считает, что надо драться. Многие здесь тебе не верят.

Но я так скажу: если бы ты хотел быть на Матери Ветро, то был бы там. А так ты с нами в этой дыре. Ты засолен и имеешь право умереть с такими, как ты. Да, братья?

— Буа-ах! — прозвучало над председателями армейцев. Даже губы полумертвого Шейтана зашевелились.

Саша Бедный не поднял головы. Он шептал молитву над погибшими сыновьями.

«Месть, — древнее развлечение мужчин, — прошибала Амага, когда он отошел от Черной Коровы. — Он ненавидит ту, которая убила его сыновей, больше, чем тебя, купо мусора, потому и ищет битвы со Старшими Братьями. Хотя тебе это не поможет. Завтра ты умрешь. Если не от огня Старших Братьев, то от яда

Тарга». — Ты знаешь, я уже думаю отдать вас Черной Корове. Кажется, она понравилась тебе.

Амага с шипением заползла во тьму его сознания. И Талавир с утешением подумал, что нашел решение, как управлять ведьмой во время завтрашнего боя.

Слова Болбочана сняли напряжение. Шипохвост попытался поорать, что

Талавира не стоит пускать в бой, а лучше держать как заложника, но в конце концов и он утратил интерес к прежнему Полномочию. Армейцы выставили стражу и разошлись по углам. Болбочан выпросил у Талавира все, что хотел, об оружии

Матери Ветров, и тоже завалился спать. Уже через мгновение от ровного дыхания бея армейцев только чуть-чуть подняли железные усы.

Талавир завистливо посмотрел на него. Крепко спать может только человек, верящий, что непременно проснется. Талавир знал, что не уснет, он даже жалел, что уже не увидит Рябова. Его бывший товарищ наконец-то растворился в вечности. Если Рябову не повезет, его подхватит Колесо.

Поединок и заставит снова пройти все прожитое. По сравнению с этим вечные мучения рядом с Амагой не так пугали. Единственной, с кем бы ему хотелось попрощаться, была Ма.

Слова Черной Коровы о том, что она о нем думает, сладкими муравьями расползлись по телу, заставляли забыть о завтрашнем бое и неизбежной гибели.

Если есть тот, кто будет о тебе помнить, то и смерти не существует.

Воздух загустел от вони немытых тел. Людей было так много, что ночной холод отступил перед дыханием десятков легких, но Талавир почувствовал изморозь на коже. Ему захотелось оказаться на воздухе, пусть даже единственным, что он увидит, будут огни Матери Ветров.

Талавир осторожно стал пробираться к выходу. С тех пор, как к нему пристал хлам джадала, что за каждым шагом скрипел и звонил, как плохо приспособлены рыцарские доспехи, его можно было услышать в нескольких шагах. Он пытался ступать как можно осторожнее, стараясь не задевать армейцев. Но даже те, кто его замечал, только переворачивались на другую сторону. Сон перед боем как маленькая жизнь, которую хочется прожить до конца. Черная Корова пристроилась возле Болбочана. Талавир прислушивался к Амаге, но ведьма уползла в свою дыру.

Саша Бедный спал сидя, оперши раненую голову на стену. Кебап, словно каменный истукан, застыл у входа. И только тогда, рассматривая великана, Талавир заметил отсутствие Ниязи и Геры Серова.

Он вышел за дверь и с беспокойством огляделся.

— Ниязи? —